Часть 2. Глава 26. В Нукатовой
Книга: Могусюмка и Гурьяныч - Часть 2. В степи. Глава 26. В Нукатовой
Могусюм желал видеть Зейнап. И он желал мести Темирбулатову. Чтобы не возбуждать подозрений, он решил войти в дом Султана с помощью Рахима. Он кинулся на поиск «святого». В Юнусовой побывал он ночью. Не задерживаясь, проехал мимо дома Султана. С потаенной болью оглядывал он темные строения темирбулатовской усадьбы, казавшейся ему вражеской крепостью, которую приходится брать не силой, а хитростью.
Утром свернули с большой дороги на проселочную. Начались перелески, потом сплошной лес. Могусюм оставил в лесу своих спутников — Мусу и Мурсалимку, а сам поехал дальше с Хурматом.
Нукатово — глухая деревушка. Она в горах, но лес вокруг расчищен с тех пор, как нукатовцы стали сеять хлеба. Редко-редко заглянет сюда кто-нибудь чужой. Уездное начальство вообще здесь никогда не бывает. Управляет нука- товцами старшина из башкир, собирает налоги, отвозит их и объявляет редкие распоряжения начальства.
Люди тут издревле пашут. В каждом доме есть сабан, борона. У всех на задах огороды. В этой деревушке умеют кузнечить, плавить руду, вырабатывать железо.
Могусюм увидел кузницу, въехал в ворота. Во дворе навес на четырех новых бревнах — станок для ковки лошадей.
На широком дворе толпится народ. Посередине сидят старики: Среди них, поджав ноги под себя, чернолицый Рахим. Он в белой чалме, важный, властный.
«Даже не пожелал посмотреть, кто въехал во двор! Строго же Рахим обращается с простым народом!»
Могусюм слез с коня, протолкался среди стоявших и сидевших и, подойдя к Рахиму, не очень вежливо положил ему руку на плечо.
Тот вздрогнул и, не торопясь, с достоинством обернулся. Глаза его выкатились, лицо выразило испуг, но тотчас же явилась улыбка. Он поднялся, поздоровался. Могусюмка тоже поклонился, но без особенных церемоний.
Рахим прервал беседу, повел гостя в дом.
— Так ты приехал?
— Приехал.
Слышно было, как толпа во дворе загудела. Рахим только что рассказывал им о Мекке и Медине и о счастливой жизни в мусульманских странах. Сидевшие на траве старики вставали, разминали кости, беседовали, опираясь на палки, о том, что пришлось услышать. Эта беседа была, как родник святости и чистоты, каждый чувствовал себя чище душой.
Кузнец Кагарман, рослый, горбоносый, сероглазый, с костлявой грудью, пошел в кузницу.
Складно говорил Рахим. Еще тяжелей на душе, как сравнишь свою несчастную жизнь, когда вот-вот выгонят, разорят гнездо, со славной, сытой и свободной жизнью в странах, где, как толковал Рахим, реет знамя с полумесяцем и где, как он осторожно намекнул, неверные покорны. Конечно, не все поняли! Тут намек! Но чем здешние магоме- гнпе лучше неверных? На одного из них особенно зол Кагарман. Богач Султан — злейший враг Кагармана. Он давно уж хочет отнять обширные немереные нукатовские угодья. А этот святой, говорят, жил у Темирбулатова.
— Но кто это еще приехал к нам — молодой и красивый такой? — обратился Кагарман к своему брату-старичку, который вошел следом за ним в кузницу.
Рахим обрадовался Могусюмке. Он с неприязнью взглянул на него только потому, что тот явился не вовремя, забрался на кухню, когда ничего еще не готово. В намерения Рахима совсем не входило открывать все раньше времени Могусюмке.
— Я ждал тебя, — говорил Рахим. — Аллах тебя благословит. Ты очень нужен мне.
— Я все обдумал. Я согласен, — сказал Могусюм.
— Да?
— На все!
— Но не отказываешься от дружбы с русскими? — с напускным добродушием спросил Рахим.
— Отказываюсь!
«Вот когда полная победа!» — Рахим даже не ожидал.
— Готов ли ты на коране поклясться?
— Да.
И Могусюмка поклялся на коране. А вечером Рахим разоткровенничался. Толковали о разных делах.
Чтобы поднять зеленое знамя, нужны средства. В степь скоро пойдет большой караван. Отправляют его богатые купцы. Курбан-бай — главный хозяин.
— Я знаю Курбана.
Повезут товары и серебро. Султан велел спросить тебя, не следует ли разбить этот караван и взять серебро для государства. Этот караван принадлежит отступнику Курбану, которого ты ведь знаешь.
Могусюмка ничего не ответил. А Рахим опять начал про гарем, что на Востоке есть спрос на здешних девочек.
Опять Могусюмка вспомнил о Зейнап, что она томится, как те дети, которых продают на Восток и на которых нажиться хочет Рахим.
— Ты хочешь, чтобы здешних детей продавали? — спросил он Рахима.
— Да...
— Маленьких?
— Да, да! — подняв голову, с видом знатока и любителя острых приправ ответил Рахим.
Могусюмка мог бы удавить сейчас Рахима собственными руками.
Рахим признался, что хочет поднять в этой деревне бунт.
— Если его подавят, будут за это наказания, слух об этом пройдет всюду, так и надо народу, пусть знает, пусть одумается... Они служат неверным. Пусть все дружбу оставят с неверными, возьмут с тебя пример, поступят, как ты.
«Так вот он каков! — подумал Могусюмка. — Если бы я честно пришел к нему, то был бы обманут. Но я солгал, сказал, что во всем с ним согласен, и он мне открылся. Ну, погоди... Кажется, тут шайка. Они — разбойники, а не мы с Гурьяном».
Рахим сказал, что ему надо узнать все о войсках, где они стоят, сколько их.
Рассказы Рахима обеспокоили Могусюмку. Он решил, что надо не только о своем думать, но и хорошенько узнать, что это за заговор. «Я пойду к ним и разберусь там, как хороший хозяин в своем амбаре. Я перетрясу их всех вместе с муллами...»
Ему хотелось в Юнусово, но он старался не подать виду раньше времени.
— Теперь мне бы надо видеть Темирбулатова, — сказал он утром, когда Рахим после молитвы уплетал сыр с молоком и лепешками. — Я мечтаю подружиться с ним.
— Он рад тебе будет. Обязательно с тобой сдружится. И он мечтает об этом.
— Поедем вместе!
— Нет, я еще тут задержусь, у меня есть дела. А ты поезжай, поезжай! Он рад тебе будет! Я дам ему знать сегодня...
Сердце у Могусюмки замерло. Он почувствовал, что Зей- нап уже близко.
Рахим желал на некоторое время спровадить Могусюмку, чтобы свободней проповедовать. Он не только не желал посвящать башлыка в тайны своего ремесла, но опасался, что нукатовцы начнут упираться и Могусюмка это увидит. Конечно, Рахим сумеет их припугнуть. Но Могусюмке не все надо видеть и знать.
Могусюмка зашел в кузницу. Кузнец Кагарман казался ему похожим на Гурьяныча — такие же цепкие лапы и костлявая грудь.
Могусюм стал помогать кузнецу. Из-под молота полетели .искры, окалина. Кагарман крутит, переворачивает кусок железа, а Могусюм работает молотом, как хорошая машина
«Где-то сейчас Гурьян? — думает он. — Скоро ли вернется? Жив ли? Бегим там его ждет. Пусть ждет. Хорошо, что я не взял сюда Бегима».
Могусюм строго наказал Шакирьяну и Бегиму толком рассказать Гурьяну, куда он поехал, передать — пусть ждет.
А кузнец Кагарман еще вчера услыхал, что приезжего зовут Могусюм.
Кагарману известно было про знаменитого Могусюма. Он присматривался к гостю. Не тот ли это Магсум? Уж очень ловко он работал молотом, где это научился? И сильный. Кагарман вспомнил, как люди говорили, что Могусюм является всегда, представляясь простым человеком, и помогает. Правда, этот очень молод. Ему нет еще тридцати.
— Откуда ты приехал? — спросил Кагарман.
— Я из Бурзяна.
— А ты давно знаешь этого муллу? Паломничал с ним?
— Нет, я недавно с ним познакомился, когда он в наших местах проходил.
Кагарман подергал ремень над головой — мехи со свистом сжимались и разжимались, струя воздуха ударила под угли, выгоняя из них синие и красные языки. Вокруг полутьма, стены обросли копотью, как в черной бане. Кажется, что и воздух весь в нагаре и железная пыль стоит столбом.
— Он ходит проповедует и на государство собирает,— сказал Могусюмка, опираясь па длинную ручку молота.
Кагарман как будто не слыхал этих слов.
— Так ты из Бурзяна?
— Да...
Тут Кагармана, несмотря на жару, прошиб холодный пот. Бурзянец Могусюмка работал у него молотобойцем в кузнице! Кузнец схватил разогретый кусок железа и сунул его на наковальню.
— У Рахима много таких друзей, как ты? — спросил Могусюмка.
— Я его первый раз вижу. Он никогда у нас не был. Он по-башкирски плохо говорит. Он хивинец, по лицу видно. А таких, как ты?
Могусюмка не ответил.
Кагарман сказал, что их деревню хотят согнать, что в этих местах найдены будто бы залежи меди, богачи хотят построить тут завод. Хотят купить землю, чтобы народ работал на руднике. И луга отберут. Темирбулатов в компании с заводчиками.
Казалось, он жаловался Могусюмке, ждал от него ответа, одобрения, не то сам винил его, что тот делает не то, что надо.
— Ты Султана Темирбулатова знаешь? — вдруг быстро спросил Могусюмка.
— Знаю хорошо! — ответил Кагарман.
Вечером Могусюмка и Кагарман сидели у костра с пастухами.
Над костром на березовой палке висел широкий низкий чугунный чайник с литыми узорами вокруг крышки. Сегодня появились в окрестностях волки, и пастухи перегнали нукатовский косяк поближе к жилью. Все пастухи здесь же сидят у костра. Старик Салимгарей скрестил ноги на верблюжьем войлоке, рядом облокотился на окованное деревянное седло брат его Саитгарей, низкорослый, подслеповатый старичок в суконном чекмене и в засаленной тюбетейке на лысине. Двое молодых парней резали дудки. Тут же сидел русский Сорока — старый каторжник, отбывший срок и живший у башкир. Чтобы не видели клейма на лбу, он нахлобучивал шапку до бровей. Присев на корточки, Сорока перетирал красным полотенцем груборезаные деревянные чашки.
— Темирбулатов всегда посредником бывает при покупке земель русскими, — рассказывал пастух Салимгарей. — Он дружит с заводчиками и с купцами, исправник у него останавливается, когда приезжает.
— Чайник вскипел, — перебил брага старичок в тюбетейке.
Он порылся в переметной суме, достал красную железную коробочку. Открыл ее, щелкнув, ко всеобщему восторгу парней, маленьким ключиком, захватил щепоть чая и бросил в кипяток.
Сорока-каторжник расставил чашки и стал разливать чай. Для здешних жителей этот напиток был редкостью. Старичок в тюбетейке желал угостить знаменитого башлыка. Вскоре все взяли чашки в руки и потянули из них густой настой.
— Ну, вкусный чай? — самодовольно улыбаясь, спросил у парней старичок в тюбетейке.
— Хорош чай, очень хорош, очень вкусный, — хором ответили пастухи.
Вблизи костра заржал жеребец.
— Смотрите, ребята, не зверь ли подошел? — приподымаясь и ворочая белками, покосился на пастухов Сорока- каторжник.
Один из пастухов поднял большой лук и ушел. В огонь подкинули хвороста. Костер ярко вспыхнул и осветил на стоптанном лугу длинный ряд лошадиных хвостов.
Так ночевал нукатовский косяк. Жеребцы и здоровые кобылы встали на ночь, тесно прижавшись друг к другу боками. За этой живой изгородью в безопасности ночевали жеребята, молодняк и жеребые кобылы. Горе зверю, если попробует он подойти к такой ночевке. Удары копыт посыплются на него и отобьют охоту лакомиться молодой кониной.
Снова заржал сторожевой жеребец. Тревога пробежала по косяку. Вся груда коней вздрогнула и стопталась на месте.
Зрелище это взволновало Могусюмку. Кони и те встали тесным кругом, чтобы отбиться от зверя, а люди не могут установить порядка и справедливости.
— Еще есть тут звери? — спросил Могусюм.
— Да... Еще много зверей в здешних лесах, — проговорил старичок в тюбетейке.
— И леса хороши?
— И леса очень хороши... Но скоро не будет ни леса, ни зверья, ни конских косяков.
Всходила луна. Вдали блестел изгиб реки.
Пришел пастух. Он снял лук с плеча и положил его на землю.
— Ну что там? — спросил Кагарман.
— Все тихо, ничего не слышно, —уклончиво ответил пастух.
С реки повеяло холодом. Могусюмка лег на войлок, накрылся жеребячьей шубой. Неподалеку укладывались пастухи.
Сорока опять добавил в костер валежника. Могусюмке не спалось.
Ночь была тихая. Башлык встал и пошел мимо спящего табуна к обрыву. Полная янтарная луна светила теперь ярко.
Могусюмка тихо запел:
Урал, Урал, гребни твои под луной
Серебром чистейшим сияют.
Где-то далеко-далеко раздался густой протяжный звук. Могусюмка не мог понять, трубит ли кто-нибудь в рог, или что зверь кричит. Он долго вслушивался. Стояла совершенная тишина.
«Рахим говорил, что люди любят Султана, — подумал Могусюмка, — что на юге хотят все восставать. У каждого бая, мол, свои люди. Вранье! Вот каков Рахим! Не зря я клятву дал. Аллах простит меня за ложь! Зато я знаю истину, что они мерзавцы: именем аллаха и корана обманывают».
Утром прискакал гонец. Темирбулатов ждал Могусюмку.
Книга: Могусюмка и Гурьяныч авт. Н. П. Задорнов 1937 г.
Отзывы