Книга: Прочнее стали. Часть 1. Подневольная жизнь - Глава 5. Митрошкин камень
НА БЕРЕГУ АК-ИДЕЛИ
Ак-Идель! В своих быстрых прозрачных водах много унесла ты былого. Сколько воспоминаний связано с твоим именем. Мир и уишь были редкими твоими гостями. Кровавые битвы и сражения разгорались на твоих берегах. Ак-Идель! На твоих берегах промышленники рубили лес, запружали тебя, строили железоделательные заводы. Ты слышала стоны людей, изнывавших от тяжелого труда...
Так пели башкиры о реке Белой, на берегах которой, от самого ее верховья до впадения в Каму, возникли в XVIII веке десятки заводов — медеплавильных, чугунолитейных, железоделательных.
...В Белорецком заводе на пильной мельнице с осени и всю зиму стоял визг и гул. Справлялось караванное дело. Каждая артель из трех человек должна была к весне сделать две барки со всеми принадлежностями, используя ею же вырубленный по берегам реки Белой лес.
Сначала барки делали длиной 12 сажен, шириной 9 аршин. Они поднимали по 8 тысяч пудов чугуна и железа. Позднее их стали строить длиной до 20 сажен и шириной 18 аршин. Такие барки вмещали до 16—21 тысяч пудов.
Белорецкая гавань (фото 1910 года)
В феврале барки конопатили. В первых числах марта по проломке льда их спихивали с берега; следили за прибыванием воды и готовились к отвалке.
Когда 20—25 барок были уже загружены — караван считался готовым. В полночь накануне его отправки у проходной сторожки били в колокол.
Бурлаки, приписанные к баркам, с темпа готовились в далекий путь, не смыкали глаз и на заре шумно сходились в гавань.
С утра сбегался народ. Сотни людей ожидали молебна по случаю отправки каравана. Из церкви выносили иконы и хоругви. На берегу появлялся стол с церковной утварью и начиналось водосвятие. На переднем плане стояли управитель завода, караванный, заводские начальники. Сбоку — певчие. Начинался молебен...
После напутственных речей поп кропил собравшихся «святой» водой.
На берегу заряжалась медная пушка.
Бурлаки разбегались по местам. Суетливо распоряжался караванный:
— Поднять вышняга!
— Убрать мостки!
— Открыть ворота!
Головную барку тянули до ворот на веревках, идя по берегу. Толпа бежала и ухала. После каждой вышедшей из гавани барки давали выстрел. Все присутствующие считали число выстрелов и отчаливающих барок.
Последней была казенка — служебная барка с мачтой, окрашенной в государственные цвета, с «репьем» — украшением наподобие репейника — и поднятым флагом. Возле каюты с торжественным видом стояли караванный, казначей, конторщики, судовые мастера...
Каждой весной караван барок уходил вниз по Белой и увозил чугун и железо на Нижегородскую ярмарку. По пути сплава, начиная с Бугульчанской пристани, уже торговали железом. В Табынске барки перегружали — из двух делали одну; вода была большая, и каждая барка могла нести на себе двойной груз. Освободившиеся барки продавали под погрузку лесоматериалов. Здесь же рассчитывали заводских рабочих-сплавщиков и лоцманов; оставались казанские и вятские, нанимавшиеся до Нижнего Новгорода.
На пути, в Лаишеве, караван стоял по месяцу и, выдав заказы, следовал в Нижний.
У СТАРИННОГО РУССКОГО ГОРОДА
На огромной песчаной косе, между Волгой и Окой, немного в стороне от старинного русского города Нижнего Новгорода, как только после разлива рек спадала вода, уже начинались спешные приготовления к 15 июля — дню открытия ярмарки.
Причаливали к берегам сотни коломенок, барок, расшив, белян, кладных. Они запружали устье Оки и всю Волгу. А по дорогам, идущим к Нижнему, на длинные версты растягивались подводы. Нескончаемым потоком шли к Гостиному двору-грузчики — русские, татары, башкиры, люди многих других национальностей, тяжелым трудом зарабатывавших себе на хлеб. Они тащили корзины, кули, ящики. Берег заваливался и колоколами, и земледельческими машинами, и чугунным литьем, и железом.
...В Нижнем Новгороде белорецкий караван разгружался. Освобождали последние барки и отдавали их скупщикам по цене 500—600 рублей каждую. Весь сплав от Белорецкого завода до ярмарки обходился по 15—18 копеек за пуд.
Белоречане сами строили на песчаном берегу Волги лабазы и контору. В лабазах по сортам раскладывали железо.
В день 15 июля на пятиглавой часовне Макария Желтоводского появлялись ярмарочные флаги — начинался необычайный праздник, который продолжался до 25 августа.
Тысячи людей, явившихся на ярмарку, представляли собой живой ковер самой, яркой раскраски. Будто вся Россия собиралась сюда, заполняя торговые корпуса несметным богатством. Это были богатства, добытые руками народа-труженика. Здесь и московские сукна, и ивановские ситцы, и казанские кожи, нежинские табаки, крымские вина и орловские яблоки, тульские самовары, сибирские собольи меха и белорецкое железо.
На ярмарке уральский металл был в большом ходу. Искусные белорецкие железодельцы, несмотря на тяжелые условия труда при немцах-управителях, вернули былую славу «соболиному» железу. Продукция белорецких заводов широко рекламировалась. При заводе работала художественная мастерская, которая изготовляла так называемые «железные диковинки». Специальные мастера делали замысловатые петли, цепи, стаканы, морские узлы. Все это выставлялось, напоказ. И дивились люди, как это можно- из круглого железа в три четверти дюйма, да еще в холодном состоянии, завязать морской узел. Восторгались конусным стаканом, свитым наподобие пружины из круглого полдюймового железа.
Начиная от дна и до самого верха, витки пружины были подогнаны так плотно, что когда в стакан наливали жидкость, она не вытекала.
Видя на железе заводскую марку: нарисованный государственный герб и якорь, а ниже надпись «Белорецкие зав. Пашковых», покупатели с чувством удовлетворения брали опробированную продукцию.
В 1898 году на Нижегородской ярмарке продукция белорецких заводов продавалась в широком ассортименте; в том числе было железо листовое матовое, мерное №№ 1—4, угловое сорт 1—2, проволока катаная, сортовое узкополосное, круглое, гранное и шинное, обручное №№ 8—17, тавровое сорт 1—2.
Здесь же в изящных железных коробках, окрашенных в голубой цвет и напоминавших коробки из-под чая, продавали подковные гвозди.
В 1890 году на Нижегородской ярмарке акционерное общество белорецких железоделательных заводов Пашковых продало 423349 пудов чугуна и железа.
Реклама Белорецкого завода. Морской узел.
СТИХИЯ
С появлением заводов на берегах Белой возникло на Южном Урале и караванное дело, а с ним — бурлачество. К группе бурлаков причислялись как ведущие бечевой барку, так и рабочие-сплавщики.
Крестьяне Казанской, Вятской и Симбирской губерний из-за малоземелья и непомерных царских поборов разорялись. Они были вынуждены уходить из деревень на пристани Волги и Камы и за кусок хлеба предлагать свои рабочие руки. К моменту уплаты податей сюда поспевали агенты-Белорецкого завода. Пользуясь крайней нуждой, они нанимали за 10—12 рублей рабочего на сплав, с условием добираться до места отчала за свой счет. В бурлаки шли и жители близ расположенных к заводу селений. Являлись обычно к марту и законтрактовывались наравне с пришлыми. Собиралось до 500 человек. Но не все получали работу.
Многострадальной была жизнь бурлаков. Работа в поте лица, и днем и ночью, на солнцепеке и на ветру, под дождем и грозой, жизнь впроголодь, извечная зависимость от хозяев. Рабочие-сплавщики походили на полуживых людей. Столько скорбного за их скупыми слезами! Они являлись жертвой ловких заводских приказчиков, шнырявших по деревням и пристаням и дававших задатки за недоимщиков.
Сплавщиками нанимались и башкиры. Уральский бытописатель Мамин-Сибиряк в рассказе «Бойцы» писал: «... русская беднота и нищета казались богатством по сравнению с этой степной голытьбой и жертвами медленного вымирания глухих лесных дебрей». Когда у одного мужика взбесилась корова, он отдал ее бурлакам-башкирам. Отощавшие, они обрадовались, что аллах им послал «веселую скотинку» и жадно уничтожали мясо, «пьянея от еды». Это — страшная правда, правда о царской действительности!
Труд бурлаков при весеннем разливе несравним ни с какой другой изнурительной работой. Страшна Белая в горах. Бешено мчится она с севера на юг. Выше Белорецкого завода ее пополняют многочисленные речки и ручьи. Весенние дожди в горах превращают их в буйные потоки, бегущие в Белую.
Вплотную подступив к Белорецкому заводу, река задерживается, образуя большой пруд. Падая из решетчатых окон заплота, струи Белой разбиваются вдребезги. Обессиленная река течет по небольшой долине, ниже завода принимает справа реку Нуру, ключи Загорный и Благой, а слева речку Мату. А потом, восстановив свои силы в горах, с шумом мчится по частым перекатам. Возле Узяна, Каги и Авзяна, приняв одноименные притоки, путается в петлях, с силой бьется о крутые береговые камни. И так до самой степи. Только здесь опа не торопится и спокойно впадает в Каму, несет вместе с ней воды в матушку-Волгу.
Хоть и обильна Белая водой, но местами в верховьях она мелка. Посадка барок на мель была частым явлением. Снятие их с мели требовало дополнительной помощи жителей ближайших селений. Бывало, когда снимать барку сходились по нескольку сот человек. Вручную, с помощью длинных ваг, они неразгруженную барку волокли с мелкого места на глубокое. Иную барку снимали целый день и ничего не могли сделать. Приходилось ждать «валовую» воду из белорецкого пруда или подводить вторую барку и разгружать севшую.
В таких случаях труднее всего доставалось лоцманам и бурлакам. А караванный ходил, ухмыляясь. За снятие барок с мели он платил заводскими деньгами и добрую половину клал себе в карман.
В то же самое время рабочим-сплавщикам за простой барок на мелководье не платили, хотя по имевшейся в Белорецком заводе инструкции платить полагалось.
Но и это не было для бурлаков самым опасным. Главное состояло в том, чтобы благополучно обойти подводные камни, которыми изобилует Белая, проскочить на барке наискось, когда волна беспощадно несет ее на скалу. А удавалось не всегда. Проскочишь мимо первой скалы, там — вторая, третья... Достаточно мгновенья, и барка разобьется в щепки. В эти минуты особая ответственность лежит на лоцмане.
Заводоуправление имело «Обрисовку опасных мест реки Белой». Ею лоцманы пользовались, как картой. На одной из страниц «Обрисовки» сделан рисунок крутого поворота реки и большого, выступающего с правого берега камня. Под рисунком надпись: «... в начале основания заводов, при Владимире Демидове, лоцман Митрошка разбил здесь барку, за что по распоряжению Демидова был наказан розгами до смерти».
С тех пор камень этот получил название Митрошкина.
Бурлаки всегда с опаской смотрели на Митрошкин камень. Временами их обуревал страх. И если доводилось удачно проплывать злополучное место, то считали это не делом своих рук, а делом счастья, судьбы.
...Весной 1898 года плыл караван в составе 18 барок. Лоцманом головной барки был Федор Калашников. В трех часах хода от Белорецкого завода головная барка протяжно скрипнула и, замедлив ход, остановилась. Поддатень — помощник лоцмана, диким голосом закричал:
— Сели на ме-е-ль!
На лодках подъехали рослые, специально подобранные мужики, чья работа — аварийная. Они осмотрели барку, рули, снасти, шестами ощупали дно реки и сказали:
В таких барках по р. Белой доставлялась на рынки сбыта продукция белорецких заводов.
На снимке: момент спуска барки на воду в 1908 году. Так же снимались барки с мели. Этот каторжный труд выполняли 400 - 500 человек.
— Ждать вам валовой воды.
Сзади одна за другой садились барки на мель. По берегу скакали верховые и доносили об остановке каравана в заводскую контору.
Караванный сам осмотрел место посадки. Через сотню саженей начиналось глубоководье. Решил с утра собирать народ окрестных селений.
Бурлакам вывернулся непредусмотренный отдых. В таких случаях они обычно, не зная меры, на последние гроши пили водку и окончательно подрывали свой организм.
С вечера на берегу Белой пылали костры. За поздним ужином долго слышалась исполняемая без страха и сомнения подвыпившими белорецкими бурлаками частушка:
Ой лю-ли, ой лю-ли,
Села барка на мели.
Села барка на песок —
Караванному кусок!
А назавтра опять вода, барки, караванный...
До Авзянского завода проплыли благополучно. Но вот Белая подхватила барки и Еонесла их меж обрывистых берегов и свисающих скал. Бурлаки уже не пели песен и даже не обмолвились словом.
После 23-х часов хода от Авзянского завода караван подходил к Митрошкину камню. На головной барке лоцман Федор Калашников говорил бурлакам:
— Дед мой знал Митрошку, сам видел, как поймали его, раздели догола, веревками за руки и ноги к камню привязали. Пять человек по очереди кнутом били. Когда пятый от усталости бросил кнут, Митрошка лежал пластом, со спины кровь стекала струйками на камень...
Барка резко пошла влево и, обогнув крутой поворот, бурной водой стала затягиваться к правому берегу.
— А вот и камень! — крикнул Федор Калашников.
Бурлаки кинулись по своим местам. Каждый старался благополучней провести барку через опасное место. Каждый чувствовал себя Митрошкой...
Прочнее стали. Авт. Р.А. Алферов. 1954 г.
Отзывы
